Предыдущая Следующая
Лиловая
ряса не особенно мешала епископу развлекаться. Однако за светской чехардой и
картами, до которых князь был большой охотник, он чутко угадывал грядущие
перемены. Назревала буря, и нельзя сказать, что это огорчало Талейрана. Епископ
Оттенский, при всём своём равнодушии к идеям свободы, считал необходимыми
некоторые изменения государственного строя и прекрасно видел ветхость старой
монархии.
Созыв
Генеральных Штатов подхлестнул честолюбие Талейрана, который решил не упустить
шанс и приобщиться к власти. Епископ Оттенский стал делегатом от второго
сословия. Он быстро сообразил, что нерешительностью и неумными действиями
Бурбоны губят себя. Поэтому, придерживаясь умеренных позиций, он очень скоро
оставил ориентацию на короля, предпочтя правительство фейянов и жирондистов.
Не будучи хорошим оратором, князь Талейран тем не менее сумел обратить на себя
внимание теперь уже Учредительного собрания, предложив передать государству
церковные земли. Благодарности депутатов не было предела. Вся беспутная жизнь
епископа отошла на второй план, когда он, как верный последователь нищих пророков,
призвал церковь добровольно, без выкупа отказаться от ненужной ей
собственности. Этот поступок был в глазах граждан тем более героическим, что
все знали: епархия — единственный источник доходов депутата Талейрана. Народ
ликовал, а дворяне и церковники открыто называли князя за «бескорыстие»
отступником.
Заставив
говорить о себе, князь всё-таки предпочёл не занимать пока первых ролей в этом
не слишком стабильном обществе. Он не мог, да и не стремился стать народным
вождём, предпочитая более доходную и менее опасную работу в различных
комитетах. Талейран предчувствовал, что эта революция добром не кончится, и с
холодной насмешкой наблюдал за вознёй «народных вождей», которым в ближайшем
будущем предстояло лично ознакомиться с изобретением революции — гильотиной.
После 10
августа 1792 г. многое изменилось в жизни революционного князя. Революция
шагнула несколько дальше, чем хотелось бы ему. Чувство самосохранения взяло
верх над перспективами лёгких доходов. Талейран понял, что скоро начнётся
кровавая баня. Надо было уносить ноги. И он, написав прекрасный революционный
манифест о низложении короля, предпочёл побыстрее очутиться с дипломатической
миссией в Лондоне. Как вовремя! Через два с половиной месяца его имя внесли в
списки
эмигрантов, обнаружив два его письма к свергнутому монарху.
Естественно,
Талейран не поехал оправдываться. Он остался в Англии. Положение было очень
сложным. Денег нет, англичанам он не интересен, эмиграция искренне ненавидела
расстригу-епископа, который во имя личной выгоды сбросил мантию и предал
интересы короля. Ах, если бы им представилась возможность, они бы его
уничтожили. Холодный и надменный князь Талейран не придавал особого значения
тявканью этой собачьей своры за своей спиной. Правда, эмигрантская возня всё же
сумела досадить ему — князя выслали из Англии, он вынужден был уехать в
Америку.
Предыдущая Следующая